ВЯЧЕСЛАВ БОНДАРЕНКО
ЧЕТЫРЕ СУДЬБЫ. ОДНА РОДИНА.
Роман
9
Карл Петерс и Иван Панасюк, Вильна, апрель 1911 года
Пятая рота Виленского военного училища выстроилась для осмотра и утренней молитвы. Фельдфебель медленно шел вдоль строя, пристально осматривая юнкеров.
— Затяните пояс.
— Эт-то что за небритая физиономия?.. Руками можно волоски защипнуть. Бритва затупилась, что ли?..
— Бляха плохо вычищена… В следующий раз получите наряд.
Чей-то отчаянный голос от двери:
— Господин фельдфебель, разрешите стать в строй?!
— Почему опоздали?
— Оправлялся!
— Встать в строй. Взводный второго взвода, юнкеру Иваницкому запишите наряд не в очередь…
— Слушаюсь!..
Обычно Карл Петерс слушал эту привычную уже погудку напряженно: не дай Бог фельдфебель прицепится к какой мелочи, а в итоге прощай отпуск. Но сегодня он смотрел прямо перед собой и… улыбался. Не мог скрыть эту дурацкую улыбку, выезжавшую на лицо помимо воли. Даже стоявший рядом Иван Панасюк заметил, что с другом опять что-то не так, и пнул его локтем в бок.
— Перестань скалиться!
— Завидно, да? – одними губами отозвался Карл, не переставая улыбаться.
На это Ваня не нашелся, что ответить. Наверное, и впрямь завидовал…
Чуткое ухо фельдфебеля уловило «разговорчики в строю». Под строгим взглядом Петерс вытянулся еще больше, но улыбаться не перестал.
— Юнкер Петерс, что означает ваша улыбка от уха до уха?
— Виленец всегда в хорошем настроении, господин фельдфебель! – гаркнул Карл так, что у самого в ушах зазвенело.
Фельдфебель одобрительно хмыкнул.
— Хвалю за молодецкий ответ. – Он круто повернулся к Ивану: — А кто такой виленец, юнкер Панасюк?
— Виленец один и тот в поле воин, господин фельдфебель!.. – чуть споткнувшись от неожиданности, ответил Иван.
Фельдфебель, удовлетворенно кивнув, двинулся вдоль строя дальше. А Петерс так и продолжал стоять с улыбкой от уха до уха, словно символизируя собой хорошее настроение всех юнкеров-отпускников…
Случилась причина его улыбки еще на рождественских каникулах. Тогда Петерс с Панасюком решили посвятить себя изучению всех достопримечательностей Вильны – город-то красивый, старинный, смотри – всего не пересмотришь. Начали, естественно, с Острой Брамы, потом двинулись по Большой улице вниз, вертя головами туда-сюда, и после некоторых сомнений – куда дальше? — свернули к костёлу Святой Анны. Прошли каким-то узеньким переулком. И — замерли, ошеломленные красотой рвущихся к небу стрельчатых башенок, вылепленных из красного кирпича и посеребренных редким в ту зиму снегом. Каким же талантом был одарен тот, кто впервые увидел этот храм в своем воображении!.. А какими гениями были те безвестные мастера-каменщики, которые носили эти кирпичи наверх по лесам и плели, плели утомленными пальцами каменное кружево…
Сколько юнкера простояли так, сами потом не могли вспомнить. Наверное, минут пятнадцать. Наконец, Иван более-менее пришел в себя и уже раскрыл было рот, чтобы поделиться с другом восторгами, но тут заметил, что Карл по-прежнему пристально смотрит на храм. Вернее, на вход в него.
— Карлуша, ты чего?..
— Да так, ничего… Подожди меня минутку здесь, хорошо?
И рванул к костёлу чуть ли не бегом, оставив ошеломленного Панасюка на месте.
Когда прошло мгновенное чувство обиды, Иван присмотрелся, куда именно побежал Карл. И увидел… барышню. Только что вышедшую из костёла, тоненькую, прелестную. Она явно собиралась садиться в пролетку, а Карлуша, судя по всему, мешал ей это сделать: стоял рядом с упрямым и восторженным выражением лица.
Иван сам не помнил, как оказался рядом с другом. Тот горячо, сбивчиво говорил что-то незнакомой барышне, а она изумленно и растерянно оглядывалась по сторонам, явно в поисках помощи.
— …я понимаю, что все это нелепо и глупо, но я верю в любовь с первого взгляда, и если вы оттолкнете меня сейчас, то… — услышал Панасюк прежде чем сам ринулся в сбивчивую словесную атаку:
— Барышня, прошу прощения, извините моего друга!.. Он только недавно в Вильне и просто очарован местными красотами. Вот увидел костёл и решил излить свои восторги по этому поводу на вас… Пошли отсюда, идиот! – прошипел он в ухо Карлу, чувствительно пиная его в бок.
Но Петерс с неожиданной силой отпихнул приятеля.
— Я не знаю, как вас зовут, не знаю, кто вы, но я буду ждать вас здесь, у этого костёла в свой следующий отпуск в город, — продолжал он, не отрывая глаза от смущенной барышни. – Понимаете? Буду ждать до тех пор, пока вы не придете. Я сын рыбака из-под Риги, я латыш, мне нечего вам предложить, я беден… Нечего, кроме сердца. А это – мой друг Иван Панасюк, — неожиданно указал он на Ивана. – Извините за такое нежданное вторжение в вашу жизнь. Честь имею, юнкер Виленского военного училища Карл Петерс.
И, отпихнув руку друга, бросился чуть ли не бегом в сторону моста через узкую шумную Виленку. Панасюк, еще раз скороговоркой извинившись перед незнакомкой (кажется, все это время она молчала, даже не предпринимая попыток сесть в пролетку), помчался за ним.
Карл стоял над Виленкой, тяжело дыша, уперевшись расставленными руками в заснеженные перила мостика. Внизу бурлила, гомонила о чем-то речка, от незамерзающей темной воды шел легкий пар. Панасюк непонимающе взглянул на друга.
— Карлуша, я тебя не узнаю, честное слово. Ты… ты прямо Сергун какой-то! Но он-то ладно, с его одесским темпераментом, а ты?.. Ты ведь… балтийская килька! Чего на незнакомых барышень кидаешься?
Петерс покосился на него с усмешкой.
— Ты ее видел?
— Что?
— Видел ты ее, говорю?..
— Ну видел. Ну, вышла из костёла барышня. Милая. Собиралась садиться в пролетку, а тут ты…
— Ни черта ты не видел, — с какой-то веселой злобой перебил Карл. – Это же та, кого я ждал всю свою глупую жизнь!
Панасюк с досады саданул кулаком по перилам и затряс ушибленными пальцами в воздухе.
— Ну вот, из-за тебя завтра проиграю бой на фехтовании… Карлуша, родной, ты всерьез уверен в том, что именно сегодня, случайно, понимаешь, случайно повернув к этому костёлу (вспомни, мы ведь собирались оставить его на закуску и идти смотреть университет), ты встретил ту единственную барышню, которая составит счастье всей твоей жизни? Не в Риге, не где-нибудь, а именно здесь? Уверен?
«Да он меня не слышит, — с досадой думал Иван, глядя на друга. – У него глаза пьяные от счастья. Ой-ой-ой, ну все, пропал Петерс…» Он взял друга за шиворот и чувствительно встряхнул.
— Помогло?
— Иванко, не трать на меня свой душевный пыл, — наконец выговорил Карл. – То, что ты успел услышать там у костёла, — правда. Я действительно собираюсь ждать ее там, не знаю как, но собираюсь. А она придет. Тоже не знаю как, но придет. Всё ведь на небесах расписано.
— Что – всё?
— Да всё. – Карл смотрел уже без иронии, всерьез. – И наше детство. И Полоцк. И то, что мы оба, в один год, туда приехали и там встретились. И то, что я уговорил тебя ехать в Вильну. И то, что ты предложил сегодня сначала посмотреть Святую Анну, а уж потом университет… И всё, что будет с нами дальше до старости, — тоже известно. Только мы узнаем об этом в свое время, понял?.. Не сдерживай меня, не надо. Это моя судьба, и я в нее верю.
Почему-то от этих слов Панасюк медленно отпустил воротник мундира Петерса.
«Домой», в училище, возвращались молчаливые. А на лице Карла с тех пор время от времени появлялась широкая, счастливая улыбка, вызывавшая у Ивана неотчетливую зависть…
…- Ты чего так разулыбался на построении? – Иван в последний раз придирчиво окинул себя взглядом в зеркало, поправил штык на поясе. – Случилось чего?
— Случится, — уверенно отозвался Карл. – Сегодня случится, я знаю.
— О Боже, — возвел глаза к потолку Иван. — Ты опять к костёлу попрешься, что ли? Ну ведь ясно уже, что не придет она! Захотела бы – пришла бы в училище, ты же ей представился тогда… И у костёла была бы уже тысячу раз. Приходила она, что ли? Нет!
— Ты еще забыл добавить свой любимый аргумент – «и вообще она, скорее всего, была в Вильне проездом», — безмятежно дополнил Петерс. – Всё, пошел. Удачи можешь мне не желать, она и так со мной.
— Карлуша, ты не тронулся часом, а? – не сдержался Иван, но остановился под пристальным взглядом друга.
— Иванко, во-первых, мы что-то обещали друг другу у полоцкой Святой Софии. Поддерживать друг друга во всех обстоятельствах – кажется, так, да?.. Так поддержи меня у виленской Святой Анны, будь другом, а не зловредничай. А во-вторых… Помнишь, я тебе тогда, в декабре, сказал – всё расписано на небесах?.. Так вот – правда расписано. Сам убедишься. Честь имею!..
Какое-то время Панасюк тупо смотрел вслед удаляющемуся другу. Потом плюнул и решил с горя податься на гору Гедимина – просто так, чтобы остыть…
В гору вела булыжная дорога, по которой моциона ради прогуливались местные жители и приезжие гости Вильны. Одолевая недлинный подъем (гора Гедимина только с виду высокая, на самом деле – минут семь неспешной ходьбы) и машинально приветствуя то и дело попадавшихся навстречу офицеров, Иван думал о том, что Карл, несомненно, свихнулся, но одновременно с этой мыслью внутри попискивало и тоненькое, мышиное сомненьице: а что если допустить на тысячную долю процента, что он прав, что все действительно расписано заранее, что наше дело – только распознать вовремя все знаки, посылаемые нам Господом Богом, и правильно ими распорядиться?.. Вот Карлуша и заметил такой знак, молодец, а мог бы просто стоять и любоваться костёлом. Как он, Иван, сейчас стоит и делает вид, что любуется Вильной с горы, а сам на деле нервно оглядывается по сторонам – нет ли каких знаков судьбы, посланных именно ему, именно сегодня.
Но никаких знаков не было, и вскоре Панасюк уже бегом бежал вниз. До костёла Святой Анны от горы Гедимина было недалеко, минут десять ходьбы. Издалека завидев стройные башенки костёла, Иван замедлил ход, отдышался: ходить запыхавшись юнкеру-виленцу было неприлично. И… замер, от удивления открыв рот. Потому что Карлуша стоял у входа в костёл вместе с ней, той самой, декабрьской барышней, только одета она была уже не по-зимнему, а по-весеннему, и смотрела на Петерса не с бесконечным недоумением, а с улыбкой.
И если бы Панасюк в этот момент оказался рядом с парой, он бы услышал:
— …а я сначала подумала: вот досада, юнкер взбесился! Теперь отчислят из училища…
— Наоборот, начал учиться лучше. Сплошные 12 и 11 по всем предметам.
— Тогда, раз я на вас на расстоянии так влияю, давайте знакомиться. Леокадия Загурская. А вас я знаю, ведь вы представились в тот день… Карл Петерс, верно?
— Так точно, Карл Петерс, к вашим услугам. Я как раз собирался пройтись по Георгиевскому проспекту. Могу ли я рассчитывать на ваше общество?
— Конечно, можете.
…Мимо остолбеневшего Панасюка пара прошла медленно. Барышня не обратила на Ивана внимания, она смеялась над рассказом Карла. А тот улучил минуту и на ходу, подлец, показал Панасюку язык.
Продолжение следует
